Александра Тучинская. Чистое кино. 

«Последние», режиссер Александр Рехвиашвили. «Бриллианты», режиссер Рустам Хамдамов  

 

Фрагмент

 Фильм известного грузинского режиссера Александра Рехвиашвили называется «Последние», как будто обозначая не только его героев, но и саму картину как последний феномен чистого кино. Он снят в горных деревеньках на окраине Грузии, где жили предки автора фильма. Режиссер не считает, что снял кино — просто хотел запечатлеть, сохранить то, что скоро исчезнет вместе с этими стариками: их уклад, тысячелетиями складывающиеся обычаи и привычку работать на своей не очень плодородной, но любимой земле, где растили детей и молились Богу.

Никакие катастрофы внешнего мира здесь не оставили следа, но все, что мы видим на экране, навевает темы пушкинского «Пира во время чумы»: «Ныне церковь опустела, школа духа заперта». Церковь заперта, потому что нет священника: приход закрыт из-за малолюдности. Не только светские, но и церковные власти давно вычеркнули этих людей из списка подопечных, но они упорно приходят к запертым дверям своего храма, ставят свечи и кладут цветы к его стенам. Это не ритуал, а насущная потребность, такая же, как направить воду из ручья на мельничные лопасти, как печь хлеб, гнать виноградную водку, пасти скот, чистить хлев и вывозить навоз. Труд, у которого нет ни конца, ни триумфа победы, есть лишь смирение и необходимость, как в смене времен года. Ни детских голосов, ни молодых лиц. Только старческие силуэты, натруженные руки, не знающие ни минуты отдыха. Черно-белые картины, столько же простые, сколько изысканные, наполнены особой красотой: аскетические пейзажи, изгибающиеся, идущие вверх улицы селений и фигуры людей, похожие на усыхающие, но не сломленные деревья. Фильм возвращает нас к документальным истокам кинематографа: показывает текучесть мира как самоценную реальность, открывает уникальный образ только этого места и сиюминутного времени — для будущего, чтобы не сказать: для вечности. Не сказать — потому что патетика совершенно чужда стилю фильма и мировоззрению автора.

 

Этнографические приметы уходят на второй, если не на третий, план. Сам режиссер говорит, что снимал не этнографическое, а археографическое кино.

Действительно, в область древних преданий ушел каждодневный физический труд ради жизни и человеческое существование перестало быть частью природного цикла. В документальном кинематографе не раз показывалась борьба человека со стихией, классика жанра, ленты Роберта Флаэрти, посвящены этому извечному противостоянию. Но Рехвиашвили интересует не борьба, а растворение человека в природе, в неброском и неотвратимом движении будней, времен года, исторических эпох. Его творчество уникально своей целостностью: достоинство и высокое предназначение человека он рассматривает как первое условие единого закона жизни, нарушение этого условия — как аномалию.

Выпускник двух отделений ВГИКа — операторского и режиссерского, — Александр Рехвиашвили начинал как оператор. Игровые картины как режиссер он начал снимать с 1972 года, и хотя в то время понятия «артхаус» и «мейнстрим» в кинематографе еще не составляли острую дилемму, его фильмы, безусловно, представляли феномен авторского поэтического кино. Недаром в первой его короткометражке «Нуца» звучал голос поэта — Беллы Ахмадулиной. Даже в ту пору приоритета художественных исканий и экспериментальных решений творчество режиссера выделялось изобразительной культурой и совершенной свободой не столько повествовательной, сколько аллегорической формы. Постоянная тема его картин — человек в историческом контексте — составляет извечную драму пути к самому себе. На этом пути есть и смешное, и трагическое, есть обретения и потери. Так было всегда, так есть и теперь. Поэтому его «исторические» картины «Грузинская хроника ХIХ века» (1979), «Путь домой» (1981) костюмами, всей фактурой предметной среды погружены в современность, а фильмы о сегодняшней Грузии с ее политическими и социальными реалиями — «Ступень» (1985), «Приближение» (1990) — решены как притчи или абсурдистские комедии.

Документальный жанр интересует режиссера как способ сохранить уходящую — не натуру, а форму жизни и образ человека, который всегда единственен. Таковы его фильмы, снятые на видео. «В треугольном круге» (1993) — серия интервью с жителями еврейской общины. Веками они обитали в горном грузинском селенье, а с началом войны в Грузии снялись с обжитых родных мест, чтобы сохранить свою общность на неведомой исторической родине. Идеализированный групповой портрет, снятый как мощная фреска при мизерном бюджете. Совсем без бюджета снят камерный «Портрет Игоря Сановича» (2008): съемки шли в доме друга-коллекционера, влюбленного, как и сам режиссер, в раритеты творческого труда художников разных эпох и стран. Этого человека, преданно и бескорыстно любящего искусство, режиссер снимает как такой же драгоценный раритет.

Ретроспектива Александра Рехвиашвили на Питерском Кинофоруме стала открытием целого мира для нового поколения зрителей, которые не могли видеть его фильмы в течение многих лет. Эту ретроспективу можно было бы назвать, как назван один из его фильмов: «Путь домой». В «Последних» (2006) этот путь проделал сам режиссер вместе со съемочной группой, в которую входили и его дети — сценарист Рати Рехвиашвили и художница Нино Рехвиашвили. В фильме почти не звучит речь. Как в старой хронике, мы видим разговаривающих людей, но не слышим их голосов. Слово звучит только тогда, когда несет бытийный смысл. Так, например, мужчина, обрабатывающий длинную доску, говорит, что готовит ее для своих похорон или похорон жены, если они будут раньше. Жена вступает в разговор, чтобы подвести итог: «Только Богу известно, кто уйдет раньше».

Слова растворены в звуковой партитуре фильма. В музыке композитора Нияза Диасамидзе тему ведет зурна, словно аккомпанируя звукам аскетической среды обитания — шуму падающей воды на мельнице, гомону возвращающегося домой стада волов, чавканью зачерпываемой земли, звону дайры, отбивающей ритм пляски отдыхающих стариков. Вся безыскусная красота мира в неподстроенной, естественной реальности, переданной гармонией изображения и звука.

В фильме есть и похороны, снятые несколько сверху, со стороны, — единственная многофигурная сцена с участием людей разных возрастов и социальных групп. Это люди, приехавшие «из города», из современного дифференцированного, прагматичного мира, и вскоре они опять покинут здешние места. Причем нам не покажут, кого хоронят, мужчину или женщину, и кто здесь близкая родня. Уходит один из последних, неназванных, и, значит, извечный ритуал проводов касается каждого и всех.

 

"Искусство кино" №9, сентябрь